Когда мы знакомились в начале 90-х, ты, в отличие от всех, собирал в домашней фонотеке не «Пинк Флойд» и не «Модерн токинг», а русский рок. Что так интересовало тебя в этом явлении?

– Неформальное мышление людей и та информация, которая не совпадала с вещанием ЦТ, не входила в рамки Советского Союза. Не хочу идти туда, куда идут все, пойду своим путем. И музыка, точнее – русский рок, меня зацепила именно текстами. Кинчев, Бутусов, Шевчук, Гребенщиков и другие возглавляли «основополагающие» на тот момент команды. У меня в фонотеке было более 30 рок-групп, если не больше, и в каждой я находил что-то для себя. Слушание рока – донесение до сознания каких-то других мыслей. Мое юношеское мировоззрение как-то с этим совпало и повлияло на всю дальнейшую жизнь.

Мы не слишком заумно начали говорить? Давай упростим: начинал ты с «Аквариума»?

– Не считая «Модерн токинг»? (смех). Ну, наверно, с «Наутилуса Помпилиуса» и песни «Скованные одной цепью». Она меня как-то тронула. Помню, как вырезал из газеты «Зорька» первые публикации про «Нау». «Алиса» – «Экспериментатор», и я себя таким осознаю и сейчас. Дальше пошло «Кино» и чуть попозже – БГ, ДДТ. Речь о 80-х, конечно.

Тебе хоть раз было страшно из-за именно этого твоего увлечения? Ты же ходил на концерты, ездил на байк-слёты... Хотя знаю, что, наверно, было.

– Естественно, когда ездили на концерты в Москву и встречались там с гопниками, я понимал, чем это может закончиться. Но не до конца, наверно. Юношеский максимализм, так сказать. Скажу, что Бог уберег, и всё закончилось более-менее хорошо.

Спрошу странное. А разве гопникам не нравилось «Кино»? Сейчас послушать, так всем оно нравится...

– Сейчас – всем. А тогда нет. Многие хотели року... противостоять. Находили в этом смысл жизни. Возможно, без этого не обходится ни в каком явлении. Как стимул. Может, без гопников не было бы и рока в том виде, как мы его знаем.

Когда всё кончилось? Году в 97-98-м?

– В 2003-м или чуть раньше что-то надломилось. Думаю, что и не мог рок длиться слишком долго, поскольку только в коротком периоде нечто излучает настолько сильную энергию и будит накал страстей. Сложно представить себе жизнь на таком накале в течение долгого времени. Всё произошло классно и кончилось резко. Так, как и должно.

А не жалко? 90-е называют лихими, как тебе в них было?

– Эпитеты возникли позже. А тогда с точки зрения ощущений и эмоций – я был студентом техникума, мне нравилось. Мы были молоды, а именно тогда и есть смысл делать «движняки».

Для тех, кто в танке. «Битлз» – это рок?

– На первый взгляд, да. Хотя на момент их возникновения, возможно, это было ближе к поп-музыке. Но это было неформально, факт.

«Коррозия металла»?

– Не слушал, и мне не откликалось. Хотя по формальным признакам – да, рок.

А «Песняры»?

– Ну нет. Против них ничего не имею. Это, кажется, фолк. Хотя мы этого термина не знали, говорили – ВИА.

«Кисс»? Послушать – то же ВИА.

– Там было всего пару песен. Но значки висели у каждого на джинсовой куртке! Точнее, у всех неформалов.

У тебя какие значки были?

– Весь набор: и Accept, и Metallica, и AC/DC, и на линейке из школьного набора я шрифты имитировал! Но больше всего, конечно, ДДТ, «Алиса» и другие. Так их и не выбросил.

Когда концерты «Кино» стали переиздавать в виде шоу «минус один», это цепляет?

– Да. Чувством ностальгии, атмосферой. За ней ведь и идут. Это классно!

Брестский рок существует?

– Той движухи, что была в 90-х или в начале 2000-х, уже нет. Но и мы воспринимаем по-другому язык музыки. Уже не ищем в нем того, что как будто зашито между строк. Хотя необходимость в этом не пропала. И рэп – это не замена. А впрочем, каналов донесения информации теперь больше. И мы стали меньше искать. Пресытились, захватила работа, домашние хлопоты. Жить только роком – уже не получается.

Ты продавал компакт-диски. А мог оценить, сколько и у какой музыки поклонников?

– Очень субъективно. Поклонники музыки в духе сборников «Союз-23» ко мне не шли. Из остальных – процентов 60 были за рок, процентов 40 – джаз, этно, старая попса в духе АББА (и я сам их уважаю), многие другие жанры. Внутренняя настройка человека, так скажем.

Что круче – 60-е, 70-е, 80-е?

– Никто не скажет этого достоверно. Лично по мне, 60-е честнее, по крайней мере. В остальном это как сравнивать легкую атлетику и бокс.

И тут сразу про «Битлз» – рок или нет?

– После «Сержанта Пеппера» – определенно. До того – не уверен. Настоящее я привык чувствовать диафрагмой.

В Бресте рок был?

– Та же «Золотая середина» прекрасно вписывалась в тогдашнее понимание рока (70-х. – Авт.). Но не она одна. Само понятие рока не узкое. Туда при желании включали и Мадонну, и Майкла Джексона. Но я так не думаю. А вот по Бресту... «Дайдорожников» не отнимешь, Юру с его драйвом. Очень ценил «Сьцяну», но она просуществовала недолго. Вовка Плюмбум. Были женские голоса очень драйвовые, наши Земфиры нераскрученные. А раскрутились-то у нас металлисты, типа Wolfshade. Я им отдаю должное.

Русский рок зацепил, прошел через душу?

– Бесспорно, и ДДТ, и БГ, и «Алиса», и «Наутилус». Моя мама один раз в жизни опоздала на работу – слушала «Периферию» ДДТ (там, где «Мальчики-мажоры»). О чем-то говорит? А так... В разных дозах полезно всё. «Пикник» хорош, но я не скажу, что я его слушал больше, чем «Алису». «Кино» любил до айзеншписовского этапа.

Рок мог быть пропуском в мир богатых?

– Это не входит в правила игры. Точнее, это не самое обязательное.

Переступал через что-то, пока занимался музыкальным бизнесом?

– Переступал через какие-то нелепые ограничения. Мелкий провоз пары штук компактов из Польши – ну кто тогда так не делал?

А вот вопрос на философию – рокеры и их поклонники шли тогда дорогой света?

– Замысловато. Но ответить надо. Да, дорогой света. Хотя мотивы были разные: кто-то хотел отличаться от остальных, кто-то – шел за другими. Даже блэкметаллеры («блэкушники»), с моей сегодняшней позиции, пытались идти дорогой света, пусть и не всегда солнечного. Я бы повернул и вопрос, и ответ. Не хотели ходить строем – вот что. И имели на это право. Отсюда и ноги росли.

Твой самый большой авторитет в музыкальном мире?

– Не люблю хит-парады. Но если называть одного, то... Джон Леннон. Со школьной скамьи.

Любимый вопрос – Марселя Пруста: что спросил бы у Джона, когда встретились бы?

– Давай по сто?

Так не надо, если вам меньше 18.

– Естественно! Но мне, по счастью, много больше.

– Я, когда пришел из армии в начале 90-х, совсем понятия не имел, как играют на гитаре. Мы сидели и делали «дрын-дрын-дрын». Как, допустим, «Гражданская оборона» – «Всё идет по плану». Зато были все в идее. У меня один дружище закончил «консерву» (консерваторию. – Авт.), к рок-музыке имел мало отношения, но вышиб нам место для репетиций. Его спросили: а кто будет репетировать? Он отвечает: да там талантливые ребята, многообещающие. На нас как посмотрели, а мы... нечесаные, в рваных джинсах, выражений, мягко говоря, не выбирали. Да никто в нас не верил в тех 90-х. Пришел к нам Коля Ислямов, гитарист и вокалист «Гортопа». Мы такие: давай среда и пятница – наши, вторник и четверг – твои. Так и решили.

...У нас ведь из аппаратуры был один усилок у моего соседа, воткнули в него какой-то разъем, по-моему – от радиоприемника, он как заревел, мы и давай кайфовать, нас весь дом, наверно, ненавидел.

Всё вырастало из такого детства, никто не умел играть – да что там, мы разговаривать не могли по-взрослому! Денег ни копейки. Кто-то сейчас думает: куплю гитарку за два «косаря» и буду панком. Да смешно! Панк-рок был тогда, когда мы без рубля сидели, вечно голодные, зато с кучей мыслей и энергии. Заходил в гости к другу, и первый был вопрос: а что есть в холодильнике? Наелись, и давай на гитаре: «дададам». Один вопрос мучил: сможешь ли ты прожить так, чтоб оставить свой след на этой Земле? Матери нас любили, терпели, но и смеялись над этим цирком. Сделали мы проект Too Late: Frozen, где были еще два парня, музыку писал я, но тут бы не обидеть никого, наверно, что-то и брал у кого-то. В «Сьцяне» с Паштетом долго проработал клавишником. В ДК железной дороги концерты были.

Писать музыку – это круто?

– Это тяжелый серьезный труд, очень часто недооцененный, в том числе моими коллегами. Я писал и для своих групп, и для компьютерных игрушек – электронную музыку. Сидишь, пишешь сутками, отслушиваешь каждый звук, потом приходишь, и тебе говорят – фигня. Моя мама преподаватель сольфеджио, она меня к музыке пристрастила, а теперь такая: зачем ты этим занимаешься? Откуда ты берешь эти звуки непонятные? А у меня убойный ответ: за это платят деньги.

Ты же утешаешь себя тем, что было всё искренне?

– А как же! Это не то, что вышел, отыграл сет, взял 500 долларов и ушел. Дядька родной меня всё подначивал, вот, мол, барахло пишешь. А стало мне 50, и он говорит: да нормальные ты вещи писал, я тебя мотивировать хотел.

Что раздражало?

– У многих людей вырабатывается ЧСВ – чувство собственной важности.

«Наутилус Помпилиус» – это рок?

– Это вообще чушь, нытье, женская музыка, типа Арбениной. Где он сейчас? Надо или делать всё по-мужски, или не делать вовсе.

На тысячелетие в Брест приезжал Джо Линн Тёрнер, бывший вокалист «Рэйнбоу» и «Дип Пёрпл». Не всем «зашло». Может ли быть так, что рок 70-х выпал из общего контекста, что были 60-е и сразу – 80-е? Ты бы какое время выбрал?

– Джо не хватило, на мой взгляд, вокальной экспрессии, какая была свойственна Грэму Боннэту и другим более ярким именам. Хорошо, что он приехал в Брест и те, кто хотел, вспомнили это имя.

...У меня была солидная коллекция виниловых записей западных рок-музыкантов, недавно я ее основательно проредил. Накопительство – не мое, а отслушивать всё... Бесспорно, денег это стоило хороших и тогда, и сейчас. Даже оригинальные CD редких партий стоят достаточно серьезно. Цифровые технологии позволили услышать гораздо большее количество музыки, чем виниловые диски. Я начинал с аппарата «Мелодия-103М», он знаком многим меломанам. Недорогой, добротный, уровня «хай-фай». Не гнался за качеством, скорее – за количеством материала, который можно было «прокрутить». О новинках узнавал или от Севы Новгородцева из Би-би-си, или от Юрия Осмоловского с «Голоса Америки». В Средней Азии, где довелось прожить одно время, мы получали порой от командированных оригинальные «пласты» из свежих партий, их на жаргоне называли «первопресс». В одиночку их, как правило, не слушали, всегда собирали друзей, тогда была такая культура. А потом уже, конечно, изучаешь нюансы.

...Мы в школе в Воронеже создали рок-группу, подражали таким командам, как Mungo Jerry. Сознательно не называю всех тех, кого вы и так знаете. Но пластинки «титульных» команд сейчас дешевле, чем те, что выходили более скромными тиражами. А в музыкальном отношении интерес и вовсе не измерить простыми категориями. Кто-то переходил из одной команды в другую, а звучание гитары уносил, конечно, с собой. Все знают «Прокол Харум», а кто знает «Фридом»?

«Битлз» и «Роллинги» соперничали?

– Не думаю. Те и другие собирали стадионы, делали что-то совместно. Всем хватало внимания публики. Другое дело, как об этом узнать? Приехал в Брест и начал слушать польское радио, а во времена социализма это была кладовая западной музыки. Родом я из Воронежа, так там не было подобной возможности, зато больше людей покупали и коллекционировали пластинки. Вот чем Россия отличалась от Беларуси.

Брестский рок – это явление?

– Считаю, что термин надуманный. Музыканты и вокалисты были, все прекрасные и начитанные, интеллигентные. Но к слову «рок» имеющие не самое прямое отношение. Здесь присутствовала некая местечковость по сравнению с тем же Питером, пусть на меня не обижаются, но рок, как я его понимаю, это мощная гитара, ритм-секция, мощная импровизационная соло-гитара и вокал, а всё это – на основе старого доброго ритм-н-блюза. Плюс порция психоделики. Возможно, тексты имеют меньшее значение. Назвать роком «Агату Кристи» – это чересчур. Как любого, кто увлекается игрой на гитаре.

На выходных умер Александр Градский. Для вас это потеря?

– Его вокал был для меня «до мурашек». Хоть и не кумир. Но ясно, что с его уходом... увеличивается пространство пустоты. «Первый тайм» – вещь на все времена. Я бывал и на «Цветах», и на «Самоцветах», и на Пугачевой. Тех, кого называли ВИА. Именно сейчас эпоху советских ансамблей начинаю ценить и за музыкантов, и за певцов, и по ные песни – они ведь с великой музыкой, в пику рэперу Моргенштерну и его высказываниям.

Пугачева – это рок?

– В какой-то момент да. Сотрудничество с группой «Рецитал», Владимиром Кузьминым близко к року.

Мадонна или Алла?

– Ни та, ни другая. Есть много сильных рок-вокалисток, среди них и Сюзи Кватро, и Грэйс Слик, и Мэгги Белл из Stone the Crows. Помнишь, в 80-е была Сам Браун с песней Stop? Одна из сильнейших! Еще – Шаде и Танита Тикарам. Для тех, кто хочет расширить кругозор – очень много есть групп с негромкими названиями, но там могут быть такие открытия!

Как быть с «Золотой серединой»? Явление?

– Для Бреста – да. Раз вспоминается, значит, оно было. Но при этом вернемся к определению рока с британской «колокольни». И к тому, что его отличает от ВИА. В Брест в конце 80-х приезжали польские патриархи «Комби» и «Леди Панк». Это был контраст! Ощущение, что мы недоиспользовали потенциал сотрудничества с такой богатой рок-традициями страной. Чеслав Немен немножко не мое, но из той же когорты. А сейчас уже ковид...

– Рок-н-рол в первую очередь – способ общения. И наши песни – часть вдумчивого разговора со слушателем. Мы пытаемся таким образом донести наш месседж как можно большему количеству людей. Несем послание, разговор, идею. Да, у нас в арсенале саксофон, поэтому звучание не в полной мере роковое, назовем его поп-рок. Но смысл все равно роковый. Мы образовались в конце 80-х, только-только застали перестройку и перемены. По сравнению с русским роком тех лет мы были чуть попсовее. Но музыкально, пожалуй, сильнее, потому что исторически Брест на границе, здесь можно было слушать любую музыку, в том числе запрещенную. Всё роковое искусство того времени мы узнавали благодаря даже не «голосам», а обыкновенному польскому радио, причем поляки тогда получили такую льготу от «коллективного Запада» – не платить за авторские права ни по дискам, ни по трансляциям концертов. Как это было сделано – не спрашивайте (и сейчас уже не так). Но зато мы могли записывать бобины с голосом Марека Недзвецкого и композициями лучших музыкантов того времени. Главное, чтобы во время записи под окном не проехали «Жигули» или «Москвич», потому что их карбюраторы при работе давали помехи на запись в радиусе 100 метров, даже по проводу... Благо машин по улицам ездило тогда мало. Пластинки привозили «софики» из-за бугра, аппаратуру типа Hitachi покупали на чеки в «Березке». Мы были в курсе всех музыкальных событий.

Ты ведь еще недавно привозил в Брест американских музыкантов, например, бас-гитариста Майка Чоби. Что дал он «Спасению»?

– Он окончил Питтсбургскую академию музыки – это вершина музыкальных знаний для джаза и рока. Выпускник ее мог играть в оркестре, группе, импровизировать. И Майк дал нам «вторую долю» музыки, которую играли исполнители блюза, джаза и регги. Вторая доля считается слабой, но в исполнении темнокожих музыкантов она становилась сильной, и это - свобода в музыке, возможность творчества, другая сила удара. Бас-гитара у тебя играет первую долю, клавиши держат фон, гитара имеет свободу для импровизации и для музыки в широком смысле. Даже паузы имеют значение. Это другое мышление, восполнение пробелов в нашем музыкальном воспитании, которое в целом было достаточно сильным, но на уровне маршей, польки и классики. Джаз и рок никто не преподавал. Мы все были в «первой доле», вместе с, допустим, Валерием Леонтьевым и Аллой Пугачевой. Смотрите на европейскую сцену: эта музыка была интересна только для нас. Там она не ценилась вовсе. Почему нам нравится американская музыка? Да она сделана по-другому!

Чоби в Америке? Он вернется?

– Что мог сделать у нас, он сделал. Задал нам планку, доступ к другому мышлению, дал возможность сделать музыку интереснее.

Вы ведь привозили в Брест и Джо Линна Тёрнера, и Джесси Кэмпбелла?

– Они выдающиеся. И таких музыкантов Брест, поверьте, не видел.

А когда всё кончилось?

– На День города в 2019-м. Помните, «Город Света»? Это ведь было не на пустом месте. И речь не только о том, что ковид закрыл гастрольные пути. До того мы имели возможность привезти в Брест, благодаря своим связям, действующего сенатора штата Джорджия Марти Харбина. Мы хотели, чтоб город наш был интереснее, а то, что мы получали, – отдавать.

Ваш отсчет времени идет с 89-го?

– Да, именно. И мы были живой командой, то есть играли живым звуком на всех концертах. А параллельно были «Ласковый май», «Фристайл» и Марина Журавлева. Это секвенсорная музыка, «барабаны» в клавишах. Не надо ни барабанщиков, ни бас-гитаристов. Целое поколение музыкантов, и без того не обласканных в СССР, стало не востребовано. Только клавишники! Мы до сих пор не восстановились, потеряли некоторые музыкальные профессии навсегда. А «Спасение» в 90-х приглашала Германия, причем на то количество концертов, которое мы могли предельно отыграть физически. И почти всё на русском, ибо не только язык имел значение.

Что из чужих произведений хотел бы сыграть, а не сыграл?

– Мы не кавер-бэнд, но... Есть такая команда Skillet из США, погугли. Я хотел бы так.

Ты можешь написать что-то мрачное? Ведь объем создают тени. И недавний именинник художник Лев Алимов, считает: грустить может каждый, а печалиться дано не многим.

– Ты считаешь, я не писал? В одной из моих песен сказано: «Он сегодня отключил телефон, Он не слышал звонков с Земли...»

Брестский рок – явление?

– Да. Но «Золотая середина» – это чистейший кавер-бэнд. Они делали красиво чужие, «фирменные» вещи. «Мушкетеры» – это уже творчество, это очень сильная команда. А Коля Парфенюк, уехавший в Москву в «Ленком», с его диском «Королевский гамбит», и вовсе непревзойденный образец во всем Советском Союзе.

Ты самый лучший рок-музыкант Бреста?

– Нет, я, может быть, самый худший. Потому что я не играю на саксе так круто, как я бы хотел. Но мы ведь что делаем в «Спасении»? Используем таланты друг друга, говорим то, что нам есть сказать.

Лучшая песня в истории?

– «Отель Калифорния» от «Иглс».